На последних страницах орфографического словаря я нашел справочник имен: Иван, Илья, Михаил, Петр, Семен. Напротив каждого имени пометка — др.евр.
— Что это значит – “др.евр.”? — спросил я учительницу.
— Это значит, что имя древне-еврейского происхождения, — сказала она.
— “Слав.” oзначает, что имя славянского происхождения.
Выходит, что у всех наших пацанов — еврейские имена, только у меня, единственного еврея в классе, славянское.
“Ж..д-ж..д по веревочке бежит”.
И вот натягивают мне веревочку и говорят: “Давай, Рабина, полезай”. И я иду по веревочке на высоте двадцать метров над уровнем моря, без всякой страховки, а снизу все эти дети с еврейскими именами смотрят на меня и ждут, когда я упаду. И тут в класс входит учительница Анна Ивановна и говорит:
— Кто будет делать Рабиновичу антисемизм, поставлю четверку по поведению. А ты, Рабинович, там наверху, — говорит она, — ничего не бойся и, главное, держи равновесие.
Ах, дорогая Анна Ивановна, там наверху на веревочке я ничего не боюсь, но если бы вы знали, что уже целый год я боюсь заходить в туалет, что я чемпион 8 “А” класса по бегу с тяжелым портфелем в руке, и я так могу рассмешить всех, что никто до конца уроков ни разу не вспомнит о том, что я еврей.
Нет, я не боюсь драться. У меня сильные руки, и мой папа – младший лейтенант артиллерии, во время войны командовал целым взводом настоящих бандитов, которые запросто могли зарезать ножом человека, научил меня бить правой рукой так, что даже девятиклассники не могут устоять на ногах. Но никогда не бывает, чтобы я дрался один на один потому, что все эти дети с еврейскими именами против меня одного – русского. И в детстве, когда мы играли в войну, были только русские и немцы, а евреев не было, потому, что все евреи в это время сидели в Ташкенте.
Я лучший шахматист в школе, и папа говорит, что так и должно быть с человеком, который каждый день ходит по веревочке на большой высоте.
Я спрашиваю у папы: “Почему ты назвал меня таким именем?» А он говорит, что назвал меня в честь Владимира Ильича Ленина, полное собрание сочинений пятьдесят пять томов, пятьдесят шестой — справочный.
Мой папа член партии с 1942 года, и однажды, когда мама переложила папин партбилет в другой костюм, и папа не мог его найти, у него чуть не случился инфаркт.
В этом году летом мы завели кроликов. Осенью, когда кроликов развелось много, мой папа пригласил нашего соседа, и тот, который никогда не воевал и всю войну просидел в землянке на Сельхозпоселке, стал убивать кроликов руками. Он бил кроликов ребром ладони по шее и подвешивал их вниз головой, а кролики дергались, и из носа у них на траву капала кровь. Когда я это увидел, то первый раз в жизни не удержал равновесия на веревочке и упал с большой высоты.
А однажды из гороно пришел инспектор. Его ждали. В школе все сделалось необыкновенно празднично, все учителя были красиво одеты. Что-то должно было произойти. Наш класс разделили на три ряда, на три колонны, и каждый ряд получил трудное задание по математике. Учителя странно посмотрели на меня и увели инспектора в учительскую пить чай с тортом «Сказка». И тогда весь класс закричал: «Давай, Рабина, давай!» И вот уже я один под куполом, и моя веревочка натянута, как струна, и при касании издает мелодичный звук. За десять минут я решаю проверочное задание из гороно для каждой колонны и, стоя на одной ноге, балансируя руками на веревочке, я вижу, как задачи, которые я только что решил, движутся вдоль колонн от первой парты, где сидят дети с плохим зрением, до последней, где второгодники и хулиганы. Не имеет значения движутся ли знания вдоль колонн, или мои сверстники с еврейскими именами стройными колоннами, как на демонстрации, шагают навстречу знаниям. Я подумал, что математически мог бы легко описать процесс. Мне стало смешно и я вышел в коридор, чтобы никому не мешать.
В большом школьном коридоре пусто и можно из одного конца в другой натянуть бесконечную веревочку.
Инспектор гороно уехал удовлетворенный. Меня вызвали в учительскую, налили чай, дали кусок торта и спросили:
— Рабинович, почему весь класс написал контрольную работу, а ты не написал?
Я ответил:
— Забылся.
Учительница русского языка и литературы поправила:
— Не забылся, а забыл.
Эта молодая красивая учительница, запах ее духов необыкновенно волнует меня, она знала, что на ее вопрос я отвeтил правильно.
— Сынок, — спросил папа, — чем ты занимаешься?
— Читаю.
— Что ты читаешь?
Я показал ему обложку томика «Антология фантастики».
— Опять ты эту свою фантазию читаешь, – с укоризной сказал папа. — А уроки ты сделал?
— Нет, — сказал я с революционным вызовом.
— Сынок, — папа присел ко мне на диван и обнял за плечи, — мы живем в трудное для нас время. Ты уже взрослый. Смотри, у тебя кулаки больше, чем у меня. Пора уже подумать о профессии. Ты должен выбрать себе профессию и стараться ее получить.
— Какую еще профессию, папа?
— Какую-нибудь интеллигентную хорошую профессию. Например, профессию врача. Где бы ты ни был — в армии, в тюрьме, на войне, в дальних не приспособленных для жизни местах среди злых и жестоких людей, профессия врача всегда даст тебе уважение других, прокормит тебя и твою семью.
— Я не собираюсь заводить семью.
— Ты говоришь глупости, мой мальчик. У всякого еврея должна быть семья. В этом смысл его жизни.
— Я не хочу быть врачом.
— А кем ты хочешь быть?
— Я хочу ходить по веревочке.
— Что это значит? – папа был изумлен моим ответом.
— Ж..д-ж..д по веревочке бежит.
Мой папа схватился за голову.
— Бог меня наказал! — воскликнул он. — Mой сын — сумасшедший. Булах, шлимазел, мишугене! И-ди-от!
Boris Vladimir Rabinovich
Нью-Йорк.
Новости США и Нью-Йорк на Brighton Beach News – американские писатели на русском языке