Ролик автора – Rectumproduction
и его пожелание почемуто для российских полицейских –
“Отличная демонстрация идеальной подготовки милиционеров Беларуси. Учись, русский мент!”
Интересно , наши нью-йркские менты – копы – всегда пристегиваются ?
На коньках в Брайант Парке Манхэттен Нью-Йорк 2011. 10 вечера
5 ноября 2011 в 2:30 p.m в Mid-Manhattan Library, 40th St. and 5th Avenue, 6th floor, Манхэттен, Нью-Йорк, состоиться
Концерт авторской песни Василия Кольченко (Vasily Kolchenko)
Концерт в двух отделениях, вход бесплатный.
Песни, в основном написанные за последний год, на русском и
на английском, на свои слова и на стихи Беллы Ахмадуллиной, Андрея Вознесенского, Марины Цветаевой, Анны Ахматовой, Лианы Алавердовой, Михаила Брифа и Елены Литинской исполнит Василий Кольченко.
Ноябрь в Манхэттене на 42 Стрит японская "закусочная". 3 Ноября 2011. 10 вечера
Белые против красных. Последний лицеист
Владимир Лехович: главный факт, который привел к революции 1917 года – это Первая мировая война
Накануне 7 ноября высокопоставленный американский дипломат (в отставке) Владимир Лехович поделился воспоминаниями о своем отце Дмитрии Леховиче – последнем из живших выпускников лицея, участнике белого движения, писателе-историке, банкире.
Сергей Москалев: «Лехович Димитрий Владимирович, в 17 лет вступил в Добровольческую армию генерала Деникина. Эмигрант. Выпускник Колумбийского университета. Банкир. Автор книги «”Белые против красных. Судьба генерала Антона Деникина”». Владимир Дмитриевич, этот текст о вашем отце я нашел в Интернете. Расскажите, пожалуйста, немного подробнее о нем, о его судьбе?
Владимир Лехович: Мой отец родился 30 мая 1901 года. Семья жила в Петербурге. Подростком отец поступил в Императорский Александровский лицей, еще известный как Царскосельский. Когда произошла Октябрьская революция, ему было 17 лет, он ушел в добровольческую армию и служил в кавалерии. Побывал и под командованием Деникина, воевал и в частях Кутепова, и в армии генерала Врангеля. В двадцатом году, в ноябре, с частями Врангеля эвакуировался из Крыма.
Надо сказать, то была блестяще проведенная операция, вполне секретная до последнего момента, что очень редко бывает.
С.М.: Но вот в Советской России был другой образ тех событий: уход частей Врангеля из Крыма рисовался как позорное, беспорядочное бегство…
В.Л.: Нет, военные историки считают, что Врангель и его штаб провели эту операцию блестяще. Секретность удалось сохранить. Конечно, уход из Крыма был поражением белой армии, но не был ее гибелью. Армию и людей удалось спасти. Эвакуировалось около 150 тысяч. Подобные операции не часто удавались в истории.
С.М.: Что было потом с вашим отцом?
В.Л.: Отец попал в Константинополь, далее – Галлиполи, потом – Сербия, Франция, Англия, и в сентябре 1924 года он приехал в Нью-Йорк. У него была виза на учебу. Отца экзаменовали в Колумбийском университете и приняли сразу на третий курс. Диплом он защитил и по истории, и по экономике. Остался в Нью-Йорке, нашел работу в банке Manufacturers Trust Company. Тогда это был большой банк, сейчас его уже нет. Но отец проработал в том банке до выхода в отставку, когда ему стукнуло 65.
С.М.: А как же любовь к истории?
В.Л.: Его душа и его интересы были точно не в банковском деле, а больше в литературе, в международных отношениях, ну и, конечно, в истории. В тридцатые годы из-за Великой депрессии он не мог оставить хорошую позицию в банке и заниматься докторатом по истории. Но он начал писать статьи: днем работал в банке, а вечером писал и по экономике, и на исторические темы и довольно часто статьи печатал в местной прессе, в основном на английском языке. Правда, случалось, и на русском.
С.М.: Как складывалась его личная жизнь?
В.Л.: Он женился в Нью-Йорке на княжне Урусовой, Евгении Сергеевне. Родился я. Мама всю жизнь работала в балетной школе, которую открыл Георгий Мелитонович Баланчин, он же стал самым знаменитым американским балетмейстером. А мама начинала секретаршей в этой школе, но довольно скоро стала административным директором. Так что, со стороны отца у нас было много знакомых с интересами в истории, литературе, а со стороны матери в основном –музыканты, люди из мира балета… В то время балетная компания была под сильным русским влиянием, в Нью-Йорке работали чуть ли не все первые танцоры и танцовщицы Мариинского театра. В этом смысле моя жизнь и жизнь моей сестры были очень интересны не только в школе, но и дома. Среди близких к семье родственников и друзей были и члены известных старых русских фамилий: Волконские, Оболенские, Урусовы, Татищевы.
С.М.: А какие отношения у вашего отца были с генералом Деникиным?
В.Л.: Отец познакомился с Деникиным в 1946 году. Они часто встречались, обсуждая главным образом исторические темы. Отец сильно интересовался историей Гражданской войны. Гражданская война увлекала его, юношей он же сражался в белой армии. А приготовление к написанию книги растянулось на 15-20 лет. Встречаясь с Деникиным, он делал записи и только после отставки беспрерывно стал заниматься этой темой – написанием книги. Первое издание вышло в 1974 году в издательстве W.W. Norton.
С.М.: Он писал ее на английском?
В.Л.: Нет, он писал на русском, а потом вместе с моей матерью они перевели ее на английский. В 1992 году вышло второе издание книги – «Белые против красных», более длинное, на русском, а в 2003-ем, уже после его смерти, в Москве издательство «Евразия» опубликовало еще более полное издание «Деникин, жизнь русского офицера». Это восемьсот с чем-то страниц, серьезная история Гражданской войны и исторической биографии самого Деникина. В Америке эта книга отца считается главным текстом по этому вопросу.
С.М.: Мы с вами беседуем накануне годовщины Октябрьского переворота, события, которое изменило мир, Россию, исковеркало судьбы миллионов людей. Среди этих миллионов и судьба вашего отца – участника кровопролитной Гражданской войны. Об этом его исторический труд. Но недавно в России отметили и другую дату – 200-летие открытия Царскосельского лицея, к истории которого ваш отец также ведь имел непосредственное отношение?
В.Л.: Да. Отец окончил Александровский лицей, известный еще как Царскосельский…
С.М.: Вспоминается строчка из черновых записей Пушкина к «Евгению Онегину»: «В те дни, когда в садах лицея я безмятежно процветал». Отец ваш вспоминал о лицее?
В.Л.: Да, это очень-очень положительные воспоминания, не только его, но и мои. Помнится, в детстве-отрочестве мне было очень любопытно, куда это отец 19 октября каждый год исчезал и очень поздно возвращался? Оказывается – на их ежегодный лицейский обед. В то время в Нью-Йорке и окрестностях жили 50-60 лицеистов, со временем число уменьшалось, но тогда их было довольно много. И они, по заведенной еще с первого выпуска традиции, каждый год встречались. Отец много лет служил секретарем и казначеем лицейской организации.
Последний раз он праздновал День лицея, когда ему было почти 90. Праздновал один. Он действительно был последним лицеистом в мире. В связи с этим вспоминаются очень известные строки Пушкина: «Кому ж из нас под старость День лицея торжествовать придется одному?». Но Пушкин это писал молодым человеком, в 1825 году. Из его выпуска последним лицеистом был, кажется, Горчаков.
С.М.: Канцлер Горчаков, это ведь о нем в юности Пушкин писал: «Питомец мод, большого света друг, обычаев блестящих наблюдатель»…
В.Л.: Да, из первого, пушкинского, выпуска он умер последним. Но из всех лицеистов последним был мой отец.
Я вспомнил, у нас был бронзовый медальон, который лежал на кофейном столе в гостиной. Это был медальон в честь Александра Первого, и на нем была надпись: «Он создал наш лицей». Я на днях перечитывал стихотворение Пушкина «19 октября» и там нашел тоже очень интересную цитату, она касается государя Александра: «Так выпьем за царя, он взял Париж и создал наш лицей». И это написано в то время, когда Пушкин и все друзья Пушкина очень огорчались Александром Первым, но пили за него, потому что «он взял Париж и создал наш лицей».
С.М.: В России, достаточно пышно отмечая 200-летие лицея, почему-то в официальных репортажах обходили некоторые грани этой темы, например, что проект Царскосельского лицея был написан масонами Лагарпом и Сперанским. Лицей был создан исключительно для детей масонов не ниже градуса шотландского мастера и был очагом масонских идей. Почему, как вам кажется, эта тема, если и не табуирована, то, во всяком случае, редко озвучивается?
В.Л.: Я по этой теме довольно мало знаю, но, как я помню, масонство фактически было запрещено в России в 1820-х годах. И оно как-то исчезло с исторического фона. Особенно после революции. Хотя я читал одну историю лицея на английском, которую написал аспирант Гарвардского университета. Он упоминает и масонские корни Сперанского, и Малиновского, и Энгельгардта – тех, кто основал лицей. Масонство тогда было широко распространено и в Европе, и в Америке. Это интересно, но, мне кажется, не очень важно. Вот, например, в Америке первый президент Джордж Вашингтон был масоном, все это знали, но он этим не помнится, это просто такой же факт, как сколько у него было лошадей. И потом, из американских президентов было довольно много тех, кто были масонами, включая Теодора Рузвельта и Франклина Рузвельта. И Трумэн был масоном…
С.М.: И даже Буш-старший…
В.Л.: И президент Форд был масоном. Не знаю про Буша-старшего, но это очень возможно. Все это было почти, как присоединиться к какому-то клубу. В Англии все короли за последние сто с лишним лет были масонами. Черчилль когда-то был масоном, супруг королевы Елизаветы II – Филипп, герцог Эдинбургский – масон. Так что масоны – направо и налево. Я, честно говоря, внимания на это особенного не обращал. Я этот вопрос должен историкам оставить.
С.М.: А в семье эта тема озвучивалась?
В.Л.: Нет, увы, никогда не поднималась. В Нью-Йорке в 1940-50-х годах масоны не были интересной темой. Я об этом не слыхал и не знал, и, думаю, это не имело особенного значения для моих родителей и их знакомых. Но тема интересная, кто-то когда-то напишет докторскую диссертацию.
С.М.: Не кажется ли вам закономерным, что лицей, слывший оплотом свободомыслия и гуманизма, заведение, откуда вышли ярчайшие люди, фактически, по иронии, можно назвать и местом, где зародилась и созрела русская смута 17-го года? В СССР все знали ленинское: «Декабристы разбудили Герцена, Герцен развернул революционную агитацию и пропаганду…». Закончилось известно чем: февральским переворотом, потом – октябрьским. Но ведь декабристы идейно были воспитанниками «Лицейской республики»? Нет ли здесь исторического сарказма? Люди, которые помышляли о лучшем, что называется, благими намерениями дорогу в ад вымостили?
В.Л.: В 19 веке, да и в 20-ом лицей был первоклассной европейской гимназией. И там учились, учились и учились… Математика, естественные науки, но больше, конечно, история, языки. Из живых языков обязательными были немецкий, французский, английский, из «мертвых» – один из двух – латынь или греческий. То есть с революционными идеями мало что было общего. Но, думаю, раньше, и это опять читая Пушкина, в его время в лицее была среда, где читалось и воспринималось самое интересное с Запада, культурное, литературное, политическое. Там себя как дома чувствовал бы и молодой Томас Джефферсон, который в Америке тоже такие же идеи воспринимал и переводил на американские темы. Так что, знаете, ваш вопрос великолепен, но у меня нет к нему хорошего комментария. Оставим его историкам.
С.М.: Почти вся жизнь вашего отца прошла в эмиграции. Как часто в семье говорили о России? Было ли какое-то глубинное понимание ответственности среди эмигрантов – элиты – за то, что произошло в стране? Большевики-то большевиками, но много можно предъявить и самому правящему классу?
В.Л.: Я всегда по-другому это воспринимал, не только я, но и мои друзья, и хорошие историки. Мое понятие, и я думаю, по этому вопросу оно совпадало с мнением отца, вот какое: за 30-40 лет до Первой мировой войны Россия очень быстро развивалась. Кстати, по этой теме – «Экономика России» – я писал диплом в Гарвардском университете – так что я с темой знаком. Россия тогда развивалась быстрее, чем все другие страны в мире, за исключением Японии. Япония и Россия были самыми азартными экономиками в мире. Менялось и политическое мышление. Я думаю о земском движении…
С.М.: Но некоторые историки считают, что очень отрицательно сказывалась на положении в стране плохо подготовленная реформа 1861 года по освобождению крестьян…
В.Л.: Безусловно, безусловно. И тут я просто скажу. Я думаю, что коммунисты взяли аграрные проблемы и сделали их промышленными, то есть Маркс совершенно не интересовался крестьянством, сельским хозяйством, а в России вопрос о земле – именно это была проблема, а не городская промышленность…
С.М.: Вы думаете, это было главным, что привело к революции?
В.Л.: Не только это. В России, как я уже сказал, бурно развивалась промышленность, была современная европейская система законов. Было искусство – Серебряный век. В то время писали великолепные философы, которых до сих пор читают. И вот здесь я согласен с мнением историков Роя и Жореса Медведевых, этого же мнения придерживался и мой отец. Да, в России не были закончены столыпинские реформы, да, велика роль личности в истории – большевика Ленина, но главный факт, который привел к революции 1917 года – это Первая мировая война. И то, что происходило потом – это, скорее, ответственность компартии, нежели ответственность старых элит.