“Я не была на востоке и в Китае, но Нью-Йорк,
конечно, несравним ни с одним европейским городом” Мария Гайдар в интервью Матвею Ганопольскому
Мне было уже лет 25-26, когда я впервые попала в Америку. Но я человек молодой, то есть это было года два назад.
Конечно, сначала у тебя появляется какое-то общее впечатление – у меня это было впечатление какого-то голливудского фильма.
Но потом начинаешь обращать внимание на какие-то вещи, которые тебе интересны профессионально. Для меня это две темы – коммуникации, в широком смысле этого слова и молодежная политика.
С точки зрения коммуникации общества, меня поразила инфраструктура. Я ее прямо ощутила – эти колоссальные широкие дороги, куда бы ты ни поехал и в какой бы деревне ни находился. Везде существует некий стандарт услуг – супермаркеты, заправки, обязательная широкая развязка местной дороги с центральным шоссе.
И тут дело совсем не в том, что это просто красиво и удобно.
Важно, что эта инфраструктура препятствует твоему бегству от неудобства, человек в провинции не чувствует себя таким уж провинциалом. Ты можешь решить уехать в большой город, но совсем не потому, что у тебя рядом нет хорошего магазина, хорошего медицинского обслуживания или приличной школы.
Это важный пример, который говорит в пользу вложений в инфраструктуру провинции.
Конечно, меня поразил Нью-Йорк. Я не была на востоке и в Китае, но Нью-Йорк, конечно, несравним ни с одним европейским городом.
Если Москва – это мегаполис, Лондон – мегаполис в квадрате, то это какой-то мегаполис в кубе, если не в четвертой степени.
Но цель моей поездки, все же, была провинция, хотя и относительная. Меня пригласили выступить в университете в штате Огайо, в городе Майями. Но это оказался не тот Майями, что на берегу океана во Флориде, что, впрочем, не испортило мне настроения, потому что я встретилась с замечательными людьми.
Там я встретилась со странным парадоксом: вокруг меня были спокойные люди, которые все делали размеренно и без спешки. Но, в результате, все у них получалось быстрее – они быстрее двигались, быстрее решали дела, везде успевали.
Я внимательно наблюдала, как молодежь ведет себя в разогретой политической ситуации – ведь мы специально приехали в Америку тогда, когда там были «праймериз».
В том местечке люди, в основном, поддерживали республиканцев,
но демократам тоже никто не мешал.
Что касается университета, то там ситуация была для нас непривычной: преподаватели почти поголовно были демократы, а студенты – республиканцы. И преподаватели нам рассказывали, как важно выдержать баланс, чтобы не навязать свою позицию во время процесса преподавания, потому что студенты все время интересовались позицией преподавателей. Так что приходилось отвечать, не превращая ответы в агитацию и пропаганду.
И для меня было непривычно видеть, как преподаватели заботятся о том, чтобы свой авторитет не променять на расшатывание политической платформы своего студента.
Это было совершенно удивительно, потому что у нас, в России, не привыкли мыслить в таких категориях. У нас наоборот – если у тебя есть политическая позиция, то ты думаешь, как бы ее сберечь от нападок со всех сторон, мечтаешь, чтобы тебя оставили в покое. А тут твои политические противники помогают тебе.
Студенты, которым я читала лекцию о политическом устройстве России и о молодежной политике, поразили меня хорошими вопросами и терпимостью. То есть, они хорошо знали российскую политику – многие даже в деталях, но не имели по этому поводу никакой позиции. Все думают, что у американцев есть негатив по отношению к России. Я встретила тех, кому Россия была либо вообще неинтересна и тех, кто был к ней крайне доброжелателен.
И еще, я увидела людей, которые живут с глобальными идеями. Например, как сделать мир лучшим местом, как помочь своему сообществу. Их нельзя назвать наивными – они настолько верят в свои идеи, что это не наив, а что-то другое. Я бы это назвала общественным тренингом. То есть, они не только говорят, что нужно помогать, но и помогают – помогают друзьям, сообществу, участвуют в разного рода волонтерстве. Но, эта инициатива замечается: те, кто активны – награждаются, их авторитет признается окружающими.
А от молодых это переходит к тем, кто в зрелом возрасте.
Представьте, американцы собирают ежегодно более пятисот миллиардов долларов на благотворительность. Эту невообразимую сумму собирают обычные люди. Эти деньги идут больным, детям, на образовательные проекты. У нас в одну организацию собирают всех – начиная от президента и кончая всеми популярными артистами. И, в результате, собирают несколько миллионов долларов – эти деньги отдают детям, про другие группы речь не идет.
Политические свободы также вызывают зависть. На телевидении говорят о важном и говорят принципиально. «Foх» ругает демократов, «CNN» – республиканцев.
Очень важно как показывают новости – там нет репортажей о том, сколько «надоили», кого в аэропорту «встретили», где «заколосилось». Показывают разные точки зрения, чтобы ни показывали. И кроме двух разных точек зрения в студии, будет еще и третья – улицы.
И это работает. То есть, Америка работает как государство.
И если бы я могла что-то оттуда перенять, то переняла бы патриотизм, помноженный на идеологию добра. Впрямую так никто не говорит, но, по факту, так получается.
Матвей Ганапольский voanews.com
От редакции BRBNews. Мария Гайдар пишет – “И если бы я могла что-то оттуда перенять, то переняла бы патриотизм” …. патриотизм американцев это поризводная от отношение к тебе страны, окружающих людей и закона. Люди гордяться тем что живут в месте где их уважают вне зависимости от кавказского, африканского , китайского или русского происхождения. За равеноство перед законом, отсутсвие религиозной дискриминации и свободу совести, собраний и конечно слова.