Уолдроп-драйв — улица, которая едва известна даже местным жителям. Она не заасфальтирована, человеческого жилья практически не видно, за исключением одного дома в самом конце улицы. Только ветер катит перекати-поле на поля по соседству, где добывают нефть. Указатель с названием улицы выцвел под техасским солнцем и едва различим. Но другой указатель в конце дороги ясно виден — отчетливые черные буквы: “Частная собственность. Тупик. Посторонним вход воспрещен”.
Дом в конце улицы принадлежит Лоре и Алану Шатто, жителям Гардендейла — городка с населением около 1600 человек. Если позвонить хозяевам по телефону, в ответ услышишь автоответчик: “Если это репортер или информационное агентство — мы комментариев не даем”.
К этому дому в конце января стремительно подъехала машина скорой помощи. Ее вызвала Лора Шатто, сказав, что 3-летнему Максу, одному из двух усыновленных детей из России, стало плохо. Ребенок умер. Его смерть привела к тому, что крошечный Гардендейл оказался в центре международной драмы.
18 февраля российский уполномоченный по правам ребенка Павел Астахов потребовал, чтобы российским официальным лицам позволили ознакомиться с материалами дела и принять участие в расследовании. Шериф округа Эктор Марк Доналдсон (которого посетил недавно Сергей Чумаров, представитель российского посольства в Вашингтоне) утверждает, что этого не будет: “Это мальчик из Техаса. Он жил в Техасе, в моем округе. Моя цель — выяснить причины смерти ребенка. Моя работа — арестовать, предъявить обвинения, если мы почувствуем, что тут что-то есть. А если ничего нет, я хочу убедиться, что все выяснено. Что говорит Россия, к делу совершенно не относится. Я понимаю, они думают, что это дело пытаются замотать, что никто ничего не расследует. Но это не расследование смерти российского ребенка. Это расследование смерти ребенка из Техаса. И мы сделаем все, что только возможно”.
По словам Доналдсона, в его ведомство поступило сообщение из местной пожарной части о том, что машина скорой помощи отправлена к Шатто в связи с “возможной остановкой сердца”. Доналдсон отказался говорить о предварительных результатах вскрытия. Шериф не выдвигал обвинений в связи с делом о смерти мальчика.
В России Макса Шатто звали Максимом Кузьминым. Он вместе со своим младшим братом, двухлетним Кириллом, жил в Печорском доме ребенка. Об этом, когда их история получила огласку, сообщил губернатор Псковской области Андрей Турчак. Он же распорядился приостановить все иностранные усыновления в области. В этот же день, 20 февраля, в “Российской газете” появилась информация о том, что Максим Кузьмин был усыновлен Лорой и Аланом Шатто в конце сентября прошлого года при участии аккредитованного в России агентства Gladney Center for Adoption — решение суда вступило в силу 23 октября. Таким образом, это было одно из последних американских усыновлений в России.
В документах, доступных на сайте Псковского областного суда, действительно есть запись о суде по усыновлению — единственная почти за полгода. Подтвердить информацию “Российской газеты” об участии в этом деле Gladney Center не удалось. Московское представительство агентства на Ленинградском шоссе закрыто, телефон поставлен на автоответчик, глава агентства Татьяна Терехова к мобильному телефону тоже не подходит. В техасском офисе Gladney сказали, что, в соответствии с законом, не могут ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию.
Тем не менее, в псковской прессе легко находится несколько упоминаний Gladney. Из этих сообщений ясно, что агентство сотрудничает с властями Псковской области и в особенности с печорскими домом ребенка и интернатом еще с 90-х годов. При помощи Gladney были усыновлены около 50 детей из Печор.
Весной 2011 года начальник соцзащиты Псковской области Армен Мнацаканян и вице-президент Gladney подписали договор о создании проекта “Социальная технология профилактики вторичного сиротства”, на который предполагалась потратить 1,5 миллиона рублей. Уже осенью того же года на сайте государственного “Областного центра семьи” появился отчет, в котором говорилось, что “началась реализация социально значимого проекта “Социальная технология профилактики вторичного сиротства “Лесная сказка”, реализуемого за счет средств агентства “Зэ Глэдни Сентре фор Эдопшн” (США).
При посредничестве агентства Gladney из этого же дома ребенка в 2007 году был усыновлен Дима Яковлев (в Америке его звали Чейз Харрисон), погибший от гипертермии в автомобиле своего отца в штате Вирджиния.
Это обстоятельство вызывает много вопросов. Было ли это чудовищным совпадением, результатом коррупции или прямым следствием того факта, что в Псковской области был особенно высокий процент усыновлений в Америку?
В середине 2000-х программа “Детский вопрос” Радио России придумала акцию “Поезд надежды”. Программа собирала потенциальных усыновителей, выбирала регион, в котором сироты особенно сильно нуждались в помощи, налаживала связи с местными органами опеки, судами, врачами, договаривалась с какой-нибудь транспортной компанией о бесплатных билетах. Несколько семей отправлялись в разные города России, чтобы вернуться с детьми. Среди городов, в которых побывал “Поезд надежды”, были и Печоры. Запись программы до сих пор лежит на сайте Радио Россия. В этой программе корреспондент в разговоре с региональным оператором банка данных по детям-сиротам выясняет, что детей для усыновления нет: “Я не могу отказать, но я не могу обещать, что к 25 мая все мы удовлетворим обещания. Их нет просто. В Псковском детском доме нет ни одной кандидатуры. Одна есть, но там девочка с грубой задержкой и сейчас после тяжелой операции на сердце. Это единственная кандидатура по Пскову”.
Журналист Лена Цагадинова, которая была одним из организаторов этой поездки, вспоминает, как местные представители органов опеки уговаривали одну из женщин — потенциальных усыновительниц написать отказ. Ей показали девочку из Печорского дома ребенка, которая не вполне подходила ее требованиям.
По российским законам, иностранному усыновлению подлежат только те дети, от которых трижды отказались российские усыновители. Лена Цагадинова говорит, что неоднократно видела, как вымогают отказы: “Допустим, люди ищут двухлетнюю девочку, им показывают анкету четырехлетнего мальчика. Люди отказываются, их просят подписать отказ. Так собирается необходимое количество отказов, теперь ребенок подлежит иностранному усыновлению”.
Вообще же в Псковской области всегда было относительно большое для России количество сирот — около 6000 детей. Иностранных усыновлений от общего числа было около 40%.
Ширли Стэндефер — главный следователь отдела судебно-медицинской экспертизы округа Эктор. Она сообщила, что приехала в больницу города Одесса неподалеку от Гардендейла после того, как врачи сообщили, что Макс Шатто умер 21 января в 17:43 по местному времени. По словам Стэндефер, она видела тело ребенка перед тем, как оно было отправлено на вскрытие, проведенное на следующий день: “Мы видели синяки — во многих местах. Откуда эти синяки — просто из-за того ли, что он мальчишка, или это следствие ранения или чего-то еще, — я не могу сказать, я не врач”.
Предварительные результаты вскрытия существуют, но не разглашаются. Коллеги Стэндефер вынуждены готовить свои окончательные выводы в условиях, когда со стороны России звучат обвинения, а пресса следит за каждым их шагом.
Следователь сообщила корреспонденту РС, что вечером 21 января главный судмедэксперт округа доктор Натан Гэллоуэй получил результаты токсикологического анализа. Не исключено, что он обнародует официальное заключение о причинах смерти ребенка уже в начале следующей недели, сказала Стэндефер, и это заключение может содержать указания на убийство, несчастный случай, естественные причины или неустановленные причины смерти.
Стэндефер рассказала, что она и следователь из офиса местного шерифа опросили Лору и Алана Шатто в больнице. По словам Стэндефер, Лора Шатто плакала, ее била дрожь, но на вопросы она отвечала открыто: “По словам матери, Макс был найден около дома. Она приглядывала за детьми во дворе, но затем ей понадобилось зайти внутрь — в туалет. По ее словам, когда она вернулась, то нашла Макса на земле рядом с горкой и качелями”.
Техасская служба защиты ребенка также вовлечена в дело. В ее заявлении говорится, что прежде семья Шатто никак с ней не соприкасалась.
Представитель службы Пол Циммерман сообщил, что в адрес агентства “поступили заявления о возможном жестоком обращении и недосмотре” за Максом Шатто. Кто и когда именно подал эти заявления, Циммерман сказать отказался.
Пока фактическая сторона дела остается неясной, местные официальные лица выражают беспокойство в связи с заявлениями российских властей, очевидно, уже вынесших свой вердикт, хотя расследование еще не закончено. 18 февраля Павел Астахов уже заявил агентству “Интерфакс”, что “трехлетний Максим был избит, по версии следователей, приемной матерью, которая долгое время кормила его сильными психотропными препаратами, ссылаясь на то, что у него было психическое заболевание. У ребенка диагностированы многочисленные повреждения, в том числе травмы брюшной полости, многочисленные гематомы на голове и ногах”. Стэндефер говорит, что очень хотела бы знать, откуда российские власти получили информацию, на основании которой заявляют, что ребенку были нанесены внутренние повреждения и что ему давали лекарственные препараты: “Не знаю, пропаганда ли это или что-то в отношениях между нашими странами, не могу сказать. Когда мы начали читать все эти сообщения, первая наша реакция была: “Откуда они берут свою информацию?” Это нелепо. И это печально и страшно”.
Лора Шатто, которой сейчас около сорока пяти лет, преподавала экономику в Midland High School, неподалеку от Гардендейла. Директор школы Джефф Хорнер сообщил, что она ушла с работы в июне 2012 “на хороших условиях”, проработав более пяти лет. По его словам, Шатто поставила его в известность о том, что пытается усыновить ребенка из России.
Эрин Томас, недавняя выпускница этой школы, смогла рассказать о Лоре Шатто немного более детально. Она показывала нам бумаги, связанные с усыновлением, — рассказывает Томас, которая училась в классе Шатто в 2011 году. — Она выглядела очень счастливой и показывала нам фотографии своих сыновей. Она — из тех учителей, которые становятся близки тебе, делятся с тобой чем-то очень личным”.
По словам Томас, Шатто уволилась во время 2011-2012 учебного года, чтобы поехать в Россию и встретиться с детьми, которых она собиралась усыновить. Это стандартная процедура в рамках процесса усыновления. Шатто сказала своим ученикам, что она собирается оставить преподавание, чтобы самой заниматься детьми и не отдавать их в детский сад.
Томас также рассказала, что Шатто приводила своих усыновленных детей в школу в конце 2012 года.
“Она была очень мила, весела и дружелюбна. Я не думаю, что она могла сделать то, что ей приписывают”, — говорит Томас.
В Гардендейле трое соседей Шатто рассказали, что эта семья, как и остальные местные семьи, вела довольно замкнутый образ жизни. В то же время они были удивлены, когда узнали, что в семье Шатто были дети: они никогда их не видели.
В бакалейном магазине “Глендейл”, одном из двух продовольственных магазинов Гардендейла, местные жители обсуждают, что будет с Кристофером, вторым ребенком Шатто.
По словам Циммермана из службы защиты ребенка в Техасе, Кристофер “в безопасности”, он “дома” и его регулярно навещают сотрудники службы. Посольство США в Москве и шериф округа Доналдсон уточнили, что о ребенке сейчас заботится его отец. Никакой другой информации они не предоставили.
Российские государственные чиновники требуют возвращения Кристофера (Кирилла) Шатто в Россию. Биологическая мать Макса и Кристофера Юлия Кузьмина выступила 21 февраля с телевизионным обращением к президенту России Владимиру Путину, в котором попросила помочь вернуть ей сына. При этом, как следует из материала Псковского информагентства, 23-летняя Кузьмина никогда не работала и пьет с 13 лет, а ее заявление, что она “прекратила асоциальный образ жизни”, не соответствует действительности.
Гэри Луна, владелец конюшни неподалеку от дома Шатто, говорит, что ему приходилось кормить лошадей, принадлежащих семье, но о ней самой он знает очень мало.
“Я просто надеюсь, что все будет по справедливости, — говорит Луна. — Если они сделали что-то плохое, то надо всыпать им по первое число. Если нет, то надо всыпать русским”.
Ричард Солаш. При участии Веры Шенгелия