Сегодня Владимиру Николаевичу исполняется 80 лет.
Писателю вообще надо жить долго, особенно в России, чтобы накапливать впечатления и создавать образы, которые еще при его жизни назовут бессмертными. Потому что это важно, чтобы при жизни. Чтобы не пополнялся горестный список русских писателей, чьи имена и образы обрели бессмертие только после того, как сами творцы, многократно униженные, оскорбленные или даже физически уничтоженные, ушли, так и не узнав того, что называется массовым читательским признанием. А Войнович с нами, и мы можем совершенно искренне и открыто, в письменной или устной форме засвидетельствовать ему свою благодарность, восхищение и любовь.
Еще для того в России надо жить долго, чтобы автор с удивлением, болью и насмешкой мог наблюдать, как сбывается сюжет самой фантастической из его книг. Как буквально воспаривший над страной офицер советской разведки, служивший в Германии, управляет ее воздушными, идеологическими и денежными потоками. Правда, в космос он пока еще не улетел, чтобы управлять потоками оттуда, но сюжет явно развивается в этом направлении. Дожить до 80 лет и увидеть, как жизнь уважительно копирует выдуманную тобой книгу, – редкостная удача для писателя. Уникальный, вообще говоря, случай в истории литературы.
Конечно же, в этом есть и свои минусы – в том, чтобы в России жить долго. Потому что когда проживаешь жизнь, в течение которой в стране сменяется несколько поколений, то на склоне лет вдруг убеждаешься в неистребимой цикличности отечественной истории. И если имя Войновича опять вносят в черные списки, как четыре десятилетия назад, и фильм, посвященный славному юбилею, снимают с показа на ТВ, то это не только гнусно, но и скучно. Тут выясняется, что в цикличной этой жизни продолжаются не только самые смешные или самые страшные, но и самые безнадежные сюжеты. И давно отмененная, похороненная и даже запрещенная Конституцией цензура успешно дискутирует с твоим бессмертием.
Впрочем, для того в России и надо жить долго, тем более писателю-сатирику, чтобы коллекционировать такого рода скверные анекдоты. Вообще сатирический взгляд на мир приучает человека к трезвому простодушию при столкновении с подлостью, пошлостью и враньем, и это продлевает жизнь. Что же касается обид, то у писателя, тем более сатирика, опять-таки есть средство их преодоления, когда образ обидчика изучается под лупой в “Иванькиаде” или возвышается до циклопического величия Сим Симыча Карнавалова. И тут обида забывается, а образ героя устремляется в вечность.
Что преодолеть невозможно, так это принципиальную абсурдность человеческого существования, ее можно лишь запечатлеть и вытеснить смехом, соединенным с жалостью. Так писались замечательные повести Войновича “Путем взаимной переписки” и “Шапка” – гоголевская “Шинель” на советский лад. Так зарождалась в русской литературе “чуждая нам поэтика изображения жизни как она есть”, за что Владимира Николаевича столь убедительно ругали в эпоху зрелого соцреализма.
Однако главное, для чего в России или не в России писателю надо жить долго, так это для того, чтобы закончить самый важный, самый значительный, самый бессмертный роман. Имею в виду “Чонкина”, в котором автор поставил точку через 50 лет после того, как начал его сочинять. А в нем уместилось все, что надобно для читательского счастья: солдат и женщина, торжествующая любовь и уничтоженная смехом адская государственная машина, простодушие главного героя и насмешливая трезвость авторского взгляда. Русская судьба, американский паспорт и встреча в России, где надо жить долго, чтобы дождаться.
С днем рождения, дорогой Владимир Николаевич!
Илья Мильштейн,