Сын генерала Петра Григоренко готовит сборник памяти отца
Правозащитник Эндрю Григоренко с оптимизмом оценивает шансы российской оппозиции изменить ситуацию в стране
Эндрю Григоренко можно в последнее время увидеть в Нью-Йорке на митингах протеста против нынешней российской власти. Правозащитник, сын легендарного генерала, борца за права крымско-татарского и других народов СССР Петра Григоренко (1907-1987) готовит опубликовать сборник воспоминаний об отце. Как сообщил 66-летний Эндрю Григоренко корреспонденту «Голоса Америки», книга должна выйти из печати осенью.
О.С.: Эндрю, вы составитель сборника?
Э.Г.: Да. В книгу я включил материалы об отце, как ранее опубликованные, но малоизвестные, так и специально написанные. Родились люди, которые даже представить себе не могут, что это такое – правозащитное движение, кто такие диссиденты. Среди авторов известные правозащитники, общественные деятели и литераторы – Мустафа Джемилев, Леонид Плющ, Владимир Буковский, Наум Коржавин, Татьяна Литвинова, Мирослав Маринович, Мыкола Руденко. Надеюсь, что книга выйдет осенью. Издается сборник в Украине на русском языке. Есть статьи, написанные на украинском, я перевел их на русский. Буковский написал свою часть по-английски. Так я его попросил, полагая, что издание будет на трех языках, но пока это малоосуществимо. Сборник первоначально готовился к 100-летию отца, которое отмечалось в 2007 году. Но тогда книга не вышла по причинам, которые не имеет смысла обсуждать.
О.С.: Финансовые трудности?
Э.Г.: И это тоже. А потом у меня обнаружили опухоль мозга, и примерно два года я был нетрудоспособен. Слава богу, доброкачественная опухоль. Сделали операцию. Но я быстро устаю – то ли возраст, то ли последствия операции.
О.С.: Выглядите вы замечательно…
Э.Г.: Вот и я говорю – юный пенсионер (смеется). Хотя нет, пока на пенсию не собираюсь, работаю.
О.С.: Чем занимаетесь?
Э.Г.: Последние лет пять работаю в управлении трудовых ресурсов мэрии Нью-Йорка. Подразделение, в котором я служу, следит, чтобы в сфере социального обеспечения тех, кто потерял работу, не было злоупотреблений. Мой конкретный участок – сбор статистики и предоставление отчетов в мэрию. В начале эмиграции около двух лет был вольным журналистом, сотрудничал с «Радио Свобода» и «Голосом Америки». Будучи инженером по диплому, лет семь проработал в сфере систем защиты атомных электростанций. Затем, как и многие, переквалифицировался в программисты. Сначала работал на кого-то, а потом создал свою компанию, которая создавала программы для финансовых учреждений. Но после 11 сентября 2001 года дела пошли плохо, и я нашел работу в городской администрации.
О.С.: Как оказались в эмиграции? Уехали вместе с отцом?
Э.Г.: Нет, я уехал несколько раньше отца. Меня в Советском Союзе провозгласили потомственным сумасшедшим и соответственно относились. Власти имели много оснований, чтобы меня арестовать, но предпочли вытолкать меня из страны. Произошло это в 1975 году, а в 1977-м выпустили отца на лечение в США. В самом начале того же 77-го года я переехал из Германии в Америку.
О.С.: Мемуарная книга Петра Григоренко «В подполье можно встретить только крыс» и сегодня производит сильное впечатление. Исповедальная, честная проза. Врезается в память драматичный эпизод 1961 года, когда ваш отец впервые бросил перчатку советскому истеблишменту. Он описывает, как в день вашего, Эндрю, 16-летия выступил на партийной конференции с резкой критикой руководства страны, в первую очередь, Хрущева. Выступил в присутствии секретаря ЦК Пономарева и маршала Бирюзова.
Э.Г.: Тогда он перешел Рубикон. Я хорошо помню тот день. Для меня он стал тоже переломным. После конференции отца сразу же вывели за штат Военной академии им. Фрунзе, рассыпали диссертацию, перевели на Дальний Восток. Решив, что надо поддержать семью, я перешел в вечернюю школу и поступил на работу.
О.С.: Для вас демарш Петра Григорьевича стал неожиданностью?
Э.Г.: Я не мог не замечать, что в нашем доме что-то постоянно происходило, приходили люди, что-то подолгу обсуждали с отцом. Отец со мной всегда говорил как со взрослым. Я очень благодарен моим родителям, особенно отцу. Любовь к литературе, русской и украинской, свободное владение двумя этими языками – это тоже от них. Внешне отец выглядел простовато, по-крестьянски, но был очень остроумен в общении, что для многих собеседников становилось неожиданностью. Люди падали со смеху от его шуток, а он при этом только хитро щурился.
О.С.: Чем нынешние правозащитники отличаются от правозащитников 60-х, поколения вашего отца?
Э.Г.: В истории никогда ничто не повторяется один к одному. В 60-е годы правозащитники вырастали «из коммунистических штанов». Многие, в том числе мой отец, долго оставались коммунистами. Даже выступая за права человека, он считал, что это согласуется с коммунистической идеей. Позднее, еще до эмиграции, он пересмотрел свою позицию. Это было для него очень трудным решением, о чем он и пишет в своей книге. И для меня отказ от коммунизма был трудным выбором. Да что от меня ожидать: мой дедушка был членом партии с 1904 года, старший брат моей матери – с 1914 года, старшая сестра матери – с 1917-го. Часть родственников были расстреляны в годы сталинского террора.
О.С.: Петр Григоренко последовательно и решительно защищал права крымских татар. Как я понимаю, вы приняли у отца эстафету?
Э.Г.: Я занимаюсь проблемой возвращения крымских татар с 1975 года. Положение неудовлетворительное, какие-то полумеры. Репатриация не завершена. А ведь прошло 68 лет со дня их депортации. По-прежнему где-то 160 тысяч крымских татар находятся в изгнании. Отчасти их требования признают, ведь существует закон о правах незаконно депортированных народов. Но тут недавно выступил в Верховной Раде депутат-коммунист и повторил давние несправедливые обвинения в адрес крымских татар. И никто его не одернул за откровенно расистское выступление.
О.С.: Как вы полагаете, резонно ли говорить о «новом 37-м годе» в связи с закручиванием гаек в России: принят жесткий закон о митингах, проведены обыски в домах активистов оппозиции. По вашим ощущениям, будет ли нынешняя российская власть наращивать давление на оппозицию или остановится?
Э.Г.: Несмотря ни на что, я оптимист. Мы прошли через многие конфискации. Сроки давали не 15 суток, а примерно такие – 7 лет лагеря, 5 лет ссылки. Или того хуже – психушка. И все-таки тот режим свалили. Я не берусь утверждать, что его свалили правозащитники. Советский Союз разрывало много всяких сил. Сегодняшний режим, несмотря на все ужесточения, обречен. Конец ему наступит гораздо быстрее, чем считают многие. Года через два-три – максимум. Если власть хочет себя сохранить, вернее, уйти спокойно, она должна искать компромиссные варианты.
О.С.: О позиции Запада ваш отец писал следующее: «Запад должен все время стремиться к тому, чтобы вырвать зубы у хищника. Без войны это можно сделать только одним путем: твердо встать на защиту правозащитников в коммунистических странах, не поддаваясь демагогическим призывам к детанту и провокационным воплям о вмешательстве во внутренние дела».
Э.Г.: На сто процентов подходит к нынешней ситуации! Но я вступлю в противоречие со своим отцом. Запад не представляет собой нечто единое. На Западе существуют разные точки зрения, на то она и демократия. У многих на Западе появился финансовый интерес в России, они вложили деньги и не хотят, чтобы они пропали. Самой же России очень мешает ее империалистическое прошлое. Имперская психология – не только у верхушки, но и у простого населения.
О.С.: В своей книге ваш отец объявил о приходе на политическую арену «не революционеров, а правдолюбцев, сторонников порядка и закона». Многие сегодняшние оппозиционеры тоже открещиваются от революционности…
Э.Г.: Сегодня сотням тысяч людей хватает смелости выходить на улицы. У них психология среднего класса, им нужен закон, его соблюдение, им не нравится, когда им вешают лапшу на уши, как в истории с «рокировкой» Путин-Медведев. Это же плевок в лицо обществу! Громадное число людей против этого возражают. Думаю, что загнать джинна назад в бутылку невозможно.
Григоренко, Петр Григорьевич
В подполье можно встретить только крыс… http://militera.lib.ru