У дореволюционного журналиста Власа Дорошевича (который, кстати, был подкидышем – мать-нигилистка оставила его в гостиничном номере) есть фельетон под названием “Защитник вдов и сирот“:
Это проворный и быстрый господин. Снять с его адвокатского фрака значок – получился бы образцовый распорядитель кафе-шантана с кабинетами…
– Святому делу служу-с! И на этот фрак-с потрепанный, старый, засаленный как на белую тогу весталки гляжу! Дон Кихот!.. Защитник вдов и сирот-с!.. Идут ко мне без ног, тянутся ко мне без рук. Вдовица идет, поливая путь слезами. Сироту ведут.
Он сам смахнул слезу, словно досадуя: эк нынче добродетель-то у меня как разыгралась!
Вылитый наш детский омбудсмен. Мы простодушно думали, что после того, как его изобличили в отъявленном вранье, и особенно после того, как мы полюбовались во всей красе на биологическую мать Максима и Кирилла Кузьминых, он скроется от позора – если не уйдет в отставку, то по крайней мере забьется в норку, покуда не осядет пыль. Но ему все божья роса. Поначалу он и впрямь умолк – у него, как у оперной примадонны, пропал голос, но вскоре пришел в себя и теперь обличает заокеанских чадоненавистников с прежним пафосом. Оказывается, в его отставке заинтересованы педофилы – не будь его, они так и набросились бы на детей. А журналисты, критикующие его, “или слепые, или тупые”.
Нашелся, впрочем, один журналист, пожалевший обиженного чиновника. По мнению этого журналиста, критика по адресу омбудсмена ровно ничем не мотивирована, иррациональна: мол, что он ни скажет, “это используется против него. Лучшее, что он может сделать, – молчать. Но и молчать ему нельзя, потому что молчание тоже будет использовано против него”. По ходу журналист выболтал, что омбудсмен участвовал в международном похищении ребенка, который теперь “вообще-то счастлив”. Эх, самому бы ему помолчать, журналисту этому, с такими аргументами. У нас, тупых и слепых, доводы покрепче будут. Информация теперь, хотя бы и из штата Техас, общедоступна, и оболванивать себя позволяет лишь тот, кто этого хочет. Мало того: голословные обвинения дошли до должностных лиц штата, и они на эти обвинения ответили.
Припертый к стенке Павел Астахов больше не обвиняет приемную мать в убийстве трехлетнего Максима. Она теперь виновата лишь в том, что оставила ребенка без присмотра. Тем не менее и Астахов, и российский Следственный комитет хотят видеть материалы американского расследования, прежде всего судебно-медицинской экспертизы тела мальчика – после чего СК примет решение о дальнейших действиях по этому делу, которое сейчас, насколько можно понять, находится в стадии доследственной проверки. Астахов, кроме того, обвиняет американцев в том, что они не провели эксгумацию тела, но на каком основании они должны были ее провести и почему она необходима, не объясняет.
Само по себе требование предоставить документы возражений, разумеется, не вызывает. Такой обмен материалами предусмотрен российско-американским договором 1999 года о взаимной правовой помощи по уголовным делам, который Москва в своем антиамериканском раже еще не успела расторгнуть в одностороннем порядке.
Настораживает другое – заявления российской стороны о якобы имеющихся в этих материалах противоречиях. Международная правовая помощь подразумевает взаимное доверие. Согласно статье 455 УПК РФ, “доказательства, полученные на территории иностранного государства его должностными лицами в ходе исполнения ими поручений об оказании правовой помощи по уголовным делам… пользуются такой же юридической силой, как если бы они были получены на территории Российской Федерации в полном соответствии с требованиями настоящего Кодекса”.
Это не значит, что Следственный комитет не имеет права сомневаться в подлинности сведений, которые содержатся в представленных документах. Их достоверность устанавливается согласно общим правилам УПК. Но российские должностные лица постоянно твердят о том, что документы сфабрикованы, что техасские власти покрывают настоящих виновников, заметают следы преступления. “Очевидные противоречия, таинственность вокруг происходящего дают более чем серьезные основания не доверять заявленной информации, — говорит, например, председатель комитета Госдумы по безопасности и противодействию коррупции Ирина Яровая. — Создается ощущение, что дальше история еще не придумана”. И требует “допустить наши следственные органы к проведению соответствующих мероприятий”.
Конечно, конспирология не знает логических преград, и все же позволительно спросить: с какой целью техасские чиновники, эксперты, шериф и прокурор фальсифицируют причины смерти Максима Кузьмина? Им приказали? Кто? Вашингтонский обком? Зачем? Уголовное правосудие – исключительная компетенция штата, федеральное правительство техасским правоохранительным органам приказать ничего не может. И шериф округа Эктор Марк Доналдсон, и окружной прокурор Бобби Бленд – выборные должностные лица. Им личная репутация дороже пропагандистской войны с Москвой. Для четверых судмедэкспертов, подписавших протокол патологоанатомического исследования, разоблачение в подлоге означает конец профессиональной карьеры. Остается предположить, что все перечисленные – маниакальные русофобы. В техасском захолустье больше делать нечего, кроме как ненавидеть Россию!
Вероятно, в Москве все же сознают, что рано или поздно с выводами американской экспертизы придется согласиться. На этот случай существует запасной сценарий: объявить усыновление братьев Кузьминых незаконным и на этом основании добиваться возвращения Кирилла в Россию. Павел Астахов, правда, уже не настаивает, как прежде, на том, что биологическая мать Кирилла “прекратила асоциальный образ жизни”, и говориттеперь, что она “вызывает жалость” и что вопрос о ее родительских правах будет решать суд. Предположим, суд решил восстановить Юлию Кузьмину в родительских правах. Каковы шансы добиться возвращения Кирилла Кузьмина в американском суде?
Шансы есть. В законодательстве почти всех штатов биологические родители пользуются преимущественным правом на опеку. Выиграть тяжбу в американском суде Юлии Кузьминой будет трудно, но возможно, если ей поможет государство. А если России удастся доказать, что при усыновлении братьев Кузьминых были допущены процедурные нарушения и что приемные родители об этих нарушениях знали, дело примет совсем скверный для Кирилла оборот.